Лора встала, он тоже поднялся.
– Вы не представляете, через что пришлось пройти мне, – сказала она. – Кто, по-вашему, ухаживал за моим больным мужем? Я сама, поскольку знала: лучше меня никто этого не сделает. Кто, по-вашему, управлял слугами и принимал решения в Холлвуд-Эбби? Разумеется, не Монтклиф.
– Вы шутите.
Белл уставился на нее широко раскрытыми глазами.
– Вам трудно поверить, что женщине хватит ума и способностей, чтобы со всем справиться?
Белл продолжал смотреть на нее не мигая.
– Я никогда не задумывался на этот счет. В конце концов, мужчины по традиции управляют собственностью, а женщины занимаются домашними делами.
– Вы видите перед собой женщину, которая в силу необходимости сумела делать и то и другое. Смею заметить, что вы не сможете похвастаться тем же.
– Домашними делами у меня занимаются слуги, – пояснил Белл. – Но мы отклонились от темы.
– Думаю, вам лучше уйти, пока я не сказала что-то такое, о чем буду сожалеть.
– Что теперь я сделал не так? Я пытался извиниться, но вы мне не дали.
– Вечер был интересный, милорд.
– Лора, не выпроваживайте меня. Простите, что я вас недооценил. У меня были наилучшие намерения, но порой я бываю излишне настойчивым.
– Порой? – фыркнула она. – Это моя вина. Я слишком на вас понадеялась, поскольку боялась потерять сына.
– Что плохого в том, что вы приняли помощь?
– Благодарю за поддержку в воспитании сына, но я привыкла заботиться о других с детства.
– Я знаю, – произнес он. – Вы хорошая мать, Лора.
Она посмотрела ему в глаза и сказала:
– Вы умеете управлять Джастином.
Белл нахмурился, но ничего не ответил.
– Вы научились этому у кого-то.
Его внутренние часы громко затикали.
– У моего отца, – закончил он.
Лора приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку, прошептав:
– Думаю, он бы гордился вами.
Белл сжал зубы.
– Я отнял у вас слишком много времени. Доброй ночи.
Лора надела ночную рубашку и юркнула под одеяло, но сон не шел. Она так рассердилась на него. Беллингем хотел взять всю вину на себя, как будто она была глупышкой, не понимавшей, что происходило в бильярдной. Граф говорил с ней так, как будто она недееспособна, но она поставила его на место.
Беллингем и вправду не понимал, что такое отношение унижало ее. Лора принимала его помощь, но слишком часто он брал на себя чересчур много. Возможно, с его стороны это выглядело по-рыцарски, но сегодня он зашел слишком далеко.
Потом их беседа приняла какой-то резкий поворот. Потерянное выражение его глаз до сих пор преследовало ее. Какой муки стоило ему произнести эти три слова – «У моего отца».
Леди Аттертон рассказывала, что он уехал из Англии на континент и вернулся совсем другим человеком. Холодным и чересчур сдержанным. Лора подозревала, что за маской цинизма он скрывал свою боль.
Он потерял семью, но подробностей она не знала. Возможно, никто их не знал, кроме друга, который путешествовал с ним по континенту.
Сегодня она видела великолепный городской дом, принадлежавший нескольким поколениям его семьи, и не могла не задаться вопросом: Беллингем мог повернуться ко всему спиной? Наверняка он понимает, что его отец хотел видеть в нем наследника семейного богатства.
Что-то не давало Лоре покоя. Белл отказывался жениться, хотя знал, что в случае его смерти все его имущество перейдет короне. Но если нет других наследников, то нет и имущественных ограничений. Он мог бы все распродать. Однако ничего этого не сделал.
Не потому ли, что это было единственное, что осталось у него от семьи?
Скорбь способна разорвать сердце на части. Лора вспомнила, как сидела рядом с Филиппом и молила Бога, чтобы позволил ему пожить еще немного, хотя муж очень страдал. Когда Филипп умер, Лора чувствовала себя виноватой, но отец сказал ей, что обращение к Богу – нормальная реакция при неминуемой смерти близкого.
Семья поддерживала ее в течение первых самых трудных недель после его кончины, когда Лора рыдала, обнаружив часы, которые Филипп никак не мог найти. Но Лора знала, что нужна Джастину, и это помогало ей жить. Постепенно боль утихла.
Лора подозревала, что Беллингем так и не дал выхода своей скорби, а она как никто знала, как это важно.
Он, похоже, возвел стену, чтобы отгородиться от прошлого и не впускать боль в свое сердце. Не уверенная ни в чем остальном, Лора ничуть не сомневалась: в молодости он пережил глубокое потрясение, и чувствовала, что нужна ему. Но как до него достучаться?
Сегодня он чуть-чуть приоткрылся, и теперь Лора не позволит страху отпугнуть ее. Белл – ее друг, и она беспокоится о нем. Всерьез.
«Уайтс» следующим вечером
Белл в дурном расположении духа потягивал бренди. Лора вчера проявила сочуствие. А он не хотел, чтобы его жалели. Видит бог, он в избытке наслушался соболезнований в прошлом году, когда вернулся в Англию. Женщины, молодые и старые, подходили к нему со скорбными лицами и говорили всякие банальности. «Время лечит любые раны. Ваша семья – в лучшем мире. Такова воля Божья». Он никогда не отвечал; просто уходил.
Но больше всего он не любил, когда посторонние проявляли бестактное любопытство относительно смерти его родных и предпринятого им решения на четыре года покинуть Англию.
Вот и Лора вчера поцеловала его в щеку и сказала, что отец гордился бы им. Ее бесцеремонность разозлила Белла. Вернувшись домой, он рвал и метал. Уж она-то не должна была прибегать к банальностям.